Неточные совпадения
Самгин решал вопрос: идти вперед или воротиться назад? Но тут из двери мастерской для починки швейных
машин вышел не торопясь высокий, лысоватый человек с угрюмым лицом, в синей грязноватой рубахе, в переднике; правую руку он держал в кармане, левой плотно притворил дверь и запер ее, точно выстрелив ключом. Самгин узнал и его, — этот приходил к нему с девицей Муравьевой.
Комната девушки с двумя окнами
выходила в сад и походила на монашескую келью по своей скромной обстановке: обтянутый пестрым ситцем диванчик у одной стены, четыре стула, железная кровать в углу, комод и шкаф с книгами, письменный стол, маленький рабочий столик с швейной
машиной — вот и все.
Посторонние люди, с глупыми уродливыми лицами, входили,
выходили,
машина свистала, я смотрел на все и думал: «Да это вздор!
— Да, да… Ох, повезешь, сынок!.. А поговорка такая: не мой воз — не моя и песенка. Все хлеб-батюшко, везде хлеб… Все им держатся, а остальное-то так. Только хлеб-то от бога родится, сынок… Дар божий… Как бы ошибки не
вышло. Ты вот на
машину надеешься, а вдруг нечего будет не только возить, а и есть.
Командир не сходит с мостика, и механик не
выходит из
машины; «Байкал» начинает идти всё тише и тише и идет точно ощупью.
А Рогожин и Настасья Филипповна доскакали до станции вовремя.
Выйдя из кареты, Рогожин, почти садясь на
машину, успел еще остановить одну проходившую девушку в старенькой, но приличной темной мантильке и в фуляровом платочке, накинутом на голову.
Правда, что население давно вело упорную тяжбу с компанией из-за земли, посылало жалобы во все щели и дыры административной
машины, подавало прошения, засылало ходоков, но шел год за годом, а решения на землю не
выходило.
— Поступков не было. И становой, сказывают, писал: поступков, говорит, нет, а ни с кем не знакомится, книжки читает… так и ожидали, что увезут! Однако ответ от вышнего начальства
вышел: дожидаться поступков. Да барин-то сам догадался, что нынче с становым шутка плохая: сел на
машину — и айда в Петербург-с!
А наверху, на Кубе, возле
Машины — неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки… Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные руки —
выходят огромными, приковывают взор — заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки — ясно: они — каменные, и колени — еле выдерживают их вес…
— Как там один мастер возьмет кусок массы, бросит ее в
машину, повернет раз, два, три, — смотришь,
выйдет конус, овал или полукруг; потом передает другому, тот сушит на огне, третий золотит, четвертый расписывает, и
выйдет чашка, или ваза, или блюдечко.
Ф.К. Иванов был все. Он любил кутнуть, и даже нередко, но пока матрица не отлита, пока он не просмотрит оттиска, — из редакции не
выходил. Но когда газету спускали в
машину, Федор Константинович мчался на лихаче к «Яру» или в «Золотой якорь», где его уже ждала компания во главе с номинальным редактором Виктором Николаевичем Пастуховым, сыном редактора.
Вывеска конторы «Арматор и Груз» была отсюда через три дома. Я вошел в прохладное помещение с опущенными на солнечной стороне занавесями, где, среди деловых столов, перестрелки пишущих
машин и сдержанных разговоров служащих, ко мне
вышел угрюмый человек в золотых очках.
Когда она успокоилась и привыкла к гостям, Иван Иваныч пригласил ее поговорить наедине. Егорушка
вышел в другую комнатку; тут стояла швейная
машина, на окне висела клетка со скворцом, и было так же много образов и цветов, как и в зале. Около
машины неподвижно стояла какая-то девочка, загорелая, со щеками пухлыми, как у Тита, и в чистеньком ситцевом платьице. Она, не мигая, глядела на Егорушку и, по-видимому, чувствовала себя очень неловко. Егорушка поглядел на нее, помолчал и спросил...
Ну-с, расхаживал я, расхаживал мимо всех этих
машин и орудий и статуй великих людей; и подумал я в те поры: если бы такой
вышел приказ, что вместе с исчезновением какого-либо народа с лица земли немедленно должно было бы исчезнуть из Хрустального дворца все то, что тот народ выдумал, — наша матушка, Русь православная, провалиться бы могла в тартарары, и ни одного гвоздика, ни одной булавочки не потревожила бы, родная: все бы преспокойно осталось на своем месте, потому что даже самовар, и лапти, и дуга, и кнут — эти наши знаменитые продукты — не нами выдуманы.
Вышел я — себя не помню. Пошел наверх в зал, прямо сказать — водки выпить. Вхожу — народу еще немного, а
машина что-то такое грустное играет… Вижу, за столиком сидит Губонин, младший брат. Завтракают… А у Петра Ионыча я когда-то работал, на дому проверял бухгалтерию, и вся семья меня знала, чаем поили, обедом кормили, когда я долго засижусь. Я поклонился.
Мелузов смотрит в растворенную дверь. Звонок. Слышен свисток кондуктора, потом свист
машины, поезд трогается. Из другой залы
выходят Трагик и Вася.
Василий. Никак невозможно-с. Теперь, ежели эти сапоги, толстый спинжак и бархатный картуз, я
выхожу наподобие как англичанин при
машине; такая уж честь, и всякий понимает.
Я наскоро и с легким содроганием поблагодарил господина Шмита и его дочку, собиравшихся не на шутку заняться починкой моей
машины собственными средствами, и
вышел из столовой.
Пролежав на диване часа два, тщетно ожидая сна, он
вышел на двор и под окном кухни на скамье увидал рядом с Тихоном чёрную фигуру монаха, странно похожего на какую-то сломанную
машину.
Из головы у него не
выходил пароход: целые часы, бывало, ходит взад и вперед и думает о нем; спать ляжет, и во сне ему пароход грезится; раздумается иной раз, и слышатся ему то свисток, то шум колес, то мерный стук паровой
машины…
Вдруг он увидал, что мертвые лягушки на столе дрыгают ногами. Он стал присматриваться и заметил, что всякий раз, как он пустит искру из электрической
машины, лягушки дрыгнут ногами. Гальвани набрал еще лягушек и стал над ними делать опыты. Всякий раз
выходило так, что как пустит искру, так мертвые лягушки станут, как живые, шевелить ногами.
В самом деле, дерзость поразительная. Хорошо организованная шайка китайцев явилась на пароход в качестве палубных пассажиров, и когда пароход,
выйдя из Гонконга в море, был на полпути до Макао, китайцы-разбойники бросились на капитана и его помощника, связали их и затем при содействии китайцев-матросов (бывших в заговоре) обобрали пассажиров-европейцев и благополучно высадились с награбленным грузом и пассажирскими вещами на подошедшую джонку, предварительно испортив
машину парохода.
Долго еще смотрели моряки на этот городок. Уже корвет
вышел из лагуны и, застопорив
машину, оделся всеми парусами и под брамсельным ветерком, слегка накренившись, пошел по Тихому океану, взяв курс по направлению южных островов Японии, а матросы все еще нет-нет да и оторвутся от утренней чистки, чтобы еще раз взглянуть на приютившийся под склонами городок… Вот он уменьшается, пропадает из глаз и на горизонте только виднеется серое пятно острова.
Туман все сгущался, и когда «Коршун»
вышел с рейда, то очутился, словно, в молочной бездне, сырой и непроницаемой. В нескольких шагах ничего не было видно. Только слышался всплеск рассекаемой воды да мерное постукивание
машины.
Выйдет неприметно из дому, чтоб чиновники не видали, и на
машину…
Обширная усадьба, несколько деревянных бараков, два-три больших каменных корпуса, паровая
машина стучит целый день, освещение электрическое, в кухне все стряпают на пару, даже жаркое
выходит готовым из парового шкапа; вокруг поля есть запашка, рига, скотный двор, кузница. В каждом отделении — мужском и женском — мастерские. Буйные особо, и у них садики, где их держат в хорошую погоду почти целый день. Ему предложил директор выбрать какое-нибудь ремесло. Он взял кузнечное.
И после я часто в сумерки
выходил на улицу и крепко целовал обведенное карандашиком место, к которому прикоснулись
Машины губки.
Но в высылке этих
машин и инженера
вышло какое-то qui pro quo: [Недоразумение (лат.).]
машины запоздали и пришли очень поздно, а инженер упредил наши ожидания и приехал в Петербург раньше времени.
Так, медленно двигаясь, колодка постепенно обрастала одною деталью за другой и минут через двадцать
выходила из-под прижимной
машины, одетая в цельную, готовую галошу.
— Да вот от Одессы никак седьмые сутки иду. Еще спасибо кондуктору, подвез на
машине, — рубль и два двугривенных взял… Тяжело теперь идти.
Вышли мы осенью, тогда хорошо было, дожди шли. А теперь земля твердая, — сил нет, жарко… А все-таки лучше, чем по морю, — прибавила она, помолчав. — Вот где мук-то натерпелись! Качает пароход, народу много, скот тут же; все на одну сторону сбиваются. Рвет всех, духота… Вспомнишь — тяжко становится!
Навернула
машина на колеса, сколько ей верст до Питера полагается, — и стоп.
Вышел родитель из вагона, бороду рукой обмел, да так, не пивши, не евши, к военному министру и попер. Дорогу не по вехам искать: прямо от вокзалу разворот до Главного штабу идет, пьяный не собьется.
Подумали, подумали министры и решили написать французскому правительству запрос: могут ли французы
выслать им на время
машину и мастера, чтобы отсечь преступнику голову, и, если можно, чтоб уведомили, сколько понадобится на это дело расходов.